Мир современной художественной литературы так разнообразен, что порою трудно сориентироваться в предпочтениях. «Тотальный диктант», недавно прошедший, дарит возможность познакомиться с яркими литературными именами. В этом году, со столицы «Тотального диктанта» — города Якутска, свой текст читал Дмитрий Глуховский, о творчестве которого очень точно отмечено: «…писатель нового типа. Это один из первых представителей «сетевой литературы», он активно экспериментирует с формой и подачей литературного материала. Несмотря на молодость, уже многое успел Дмитрий Глуховский. Он живет насыщенной и очень интересной жизнью и всем своим успехом он обязан себе».
Дмитрий первый раз побывал в Якутске в октябре 2010 года и с тех пор среди молодых якутян появилось немало поклонников его таланта. И вот теперь долгожданный гость, благодаря акции «Тотальный диктант», снова побывал в Якутии. Это интервью было записано по следам события.
— Дмитрий, каким Вам показался Якутск? Вы приехал почти что через 10 лет…
— Десять лет назад я, возможно, не обращал внимания, а, может быть, этого не было. Мне очень понравилось состояние городских культурных объектов. Я был в библиотека, был в Доме Дружбы. Обеспечены современным оборудованием, всё чисто, хорошо сделано, видно, что этим занимаются. Это мне понравилось. На этот раз программа была достаточно насыщенной, поэтому я ничего кроме читателей, режиссёров, драматургов и тех, кто пришел на «Тотальный диктант», особенно увидеть не успел. И еще рестораны, куда меня водили, кормили очень вкусной едой.
— Якутская кухня понравилась?
— Да, и в прошлый раз. Строганина, конечно, это бомба! Шашлык из жеребятины, очень нежный такой, еще и оленина. Ну, всё супер! Вообще люблю северную кухню. В тех местах, куда меня организаторы акции водили, кормили – всё со вкусом и без избыточности. Всё это было очень приятно. А моё самое очень сильное впечатление, как и в первый раз, это люди. По сравнению с большими городами очень добродушные, радушные, открытые и гостеприимные. Совершенно непритворно подлинные, искренние. Как и в прошлый раз я быстро влюбился, и опять повторно заряд такой электрический от Якутска, от Якутии получил.
— Дмитрий, Вы часто ездите по России, по миру. Что вам дают эти поездки как писателю, творцу?
— Во-первых, мне кажется, что писатель не должен замыкаться в себе. Ну, и в принципе я пытаюсь ещё как-то время зафиксировать. Мой предметный интерес на самом деле не прошлое и не будущее, как это может показаться. А по большому счёту попытка портретирования текущей ситуации, попытка разобраться, препарировать самые какие-то важные процессы – общественные и межличностные, которые происходят сейчас и здесь… Дух времени. Поэтому меня собственно интересует и политика, потому что это выражение происходящих общественных процессов. И то, как это сказывается на жизни простых людей. В общем эта тема моего основного исследования. Если не ездить, оставаться в пределах Бульварного кольца, то темы быстро исчерпаешь. Во-вторых, эти темы будут интересны только внутри Бульварного кольца.
— Писатель – это исследователь либо фиксатор событий?
— Как мне кажется, любая литература, конечно же, предполагает анализ. Поэтому исследование необходимо. Фиксировать может пресса, журналисты. От них не обязательно требуется аналитика. Новостник фиксирует. Писатель мало того, что проводит анализ, он должен именно исследовать в глубину, ширину, используя своё воображение, расширяя рамки произошедшего или даже иногда и вообразимого, чтобы докопаться до сути процесса. И всё это имеет отношение непосредственно к чувствам, эмоциям, управлению эмоциями, пониманию эмоциональных процессов.
Всё-таки, не только новости суховаты, но и новостная, деловая аналитика тоже такая сухая, отстраненная, оперирующая какими-то большими потоками данных, цифр, обезличивающих человеческие судьбы до цифр статистики. А писатель имеет возможность без оглядки на внешнее, без необходимости опираться на поддержку государственных и спонсорских бюджетов быть искренним и более честным, непредвзятым. Он анализирует и разбирается в сути процесса. Не всем и не всегда это удается. Мне кажется, что функция, миссия литературы именно таковы.
— В литературе, вы, как бы с будущего постапокалиптического вернулись в настоящее. Я имею в виду, от «Метро 2033» к «Тексту». Что Вас на это подтолкнуло?
— Раньше я, следуя сознательно или бессознательно канонам, шел путями, проторенными братьями Стругацкими, считал, что фантастика — это более правильный и приемлемый способ метафорически разговаривать о существующих проблемах. Я понял, что, во-первых, в особенности в то время, и сейчас в литературе нет цензуры, которая обуславливала бы необходимость прибегать к сказочным, воображаемым, условным образам… О сегодняшних проблемах можно рассказать через реалистическую литературу.
Во-вторых, слишком много людей чрезмерно увлекаются фантастическим компонентом твоих книг и не видят параллелей очевидных тому, что происходит. Ну, и главное, сейчас недостаточно пишется проза, которая была бы призвана фиксировать суть происходящих событий или заниматься их точным описанием. Да и попытаться препарировать, анализировать их. Я понял, что мне интересно писать про текущую ситуацию, про сегодняшний день.
— С другой стороны, не скажешь же, что «Метро» — это только фантастика…
— «Метро» — не фантастика вообще, это метафорическое описание жизни в России на руинах Советского Союза. Про крах устоявшегося мира с его политической системой, географическими координатами, финансовой системой, концепцией будущего, мифом о прошлом, системой этических координат, системой эстетических координат. Там всё на свете, от скульптуры до архитектуры, до шрифтов.
То есть как бы исчезает тот весь понятный мир, сотканный из узнаваемых любому советскому ребёнку ориентиров, вдруг исчезает, начинается какая-то разноголосица. Будущее отменяется, проект будущего, конструирование коммунизма условно говоря, ради которого три-четыре поколения советских людей жертвовали своими жизнями или благополучием. Прошлое оказывается мифом, которое развеивается на глазах, которое как бы ни пытались снова пересобрать, эта жизнь фактически на руинах того мира. Из руин экономической системы пытаешься пересобрать новую экономическую систему, опять же основанную на ресурсах и на переработке.
Из руин мифа пытаешься пересобрать новый миф. Из руин социального государства пытаешься пересобрать социальное государство. Из руин имперского сознания снова и снова пытаются дать какое-то квази-имперское сознание людям, которое позволило бы им закрывать глаза на их лишения и беды.
Про это в очень большей степени моя история. Там есть ещё и другие компоненты, конечно. Постапокалиптическая жизнь в России в девяносто пятом. Не сказал бы, что я уже в то время нарочно всё это делал. Я просто, как акын, то, что видел вокруг себя, о том и пел. Фиксация времени, которая была. Я, не имея ни опыта, ни представления о том, что именно хочу написать, предался ощущению, прочувствованию того мира, который меня окружал.
— Вы начинали творческую карьеру как журналист и помогало ли это в работе над своими произведениями?
— Я одновременно пытался стать писателем и журналистом, и вся эта история начинается примерно в пятилетнем возрасте. Я у папы на пишущей машинке печатал статью про дедушку Ленина в Разливе, какой он молодец, не спит заботясь о молодом Советском государстве, то есть это моя первая политическая колумнистика и журналистика. И одновременно я писал детективы про советских милиционеров и приключения каких-то животных в лесу и так далее.
То есть меня литература fiction и non-fiction интересовала с самого начала и всегда в параллели. Собственно журналистом хотел стать, потому что мечтал быть корреспондентом и ездить по всему миру, выполняя редакционные задания. А писателем стать, как папа, который переводил поэзию и печатал на машинке… Всё развивалось параллельно друг с другом. И первый главный «Метро 2033» писал до того, как начал работать, и дописывал, уже когда работал. То есть я хотел быть журналистом и одновременно писать книги.
— Проект «Метро» — это не только книги в бумажном виде, но и видеоигры. Можно ли это назвать медиапроектом…
— Да, мультимедиа…
— Мультимедиа – это будущее литературы? Литература останется ли такой привычной, словесной, книжной, бумажной или она должна обязательно подаваться в такой вот оболочке?
— Оболочка помогает просто сделать ее более популярной. Лучшие времена литературы приходились в те периоды, когда литература была безальтернативным источником развлечений. Там, где сидишь отрезанный, допустим, от цивилизации – XIX-й, да и ХХ-й век – есть только радиоприёмник и книги. Сколько же ты можешь развлекаться с одним, двумя каналами радио? Появляется телевидение. Но телевизор тоже исчерпаем, в особенности, когда это программированное вещание, безальтернативное.
К примеру, смотришь фильм, потом начинается программа «Сельский час», а ты живёшь в городе и тебе не актуальна эта программа. Зато у тебя есть книги на полке. Или мальчик идёт играть во двор в футбол или садится читать. А сейчас такое количество развлечений и способов время провести, что книги вынуждены просто конкурировать с остальными медиа за возможность каким-то образом стать наполнителем свободного времени.
Когда появилось радио, все считали, что это будет смерть газетам. Но выяснилось, что люди утром читают газету, а радио слушают вечером. Потом появилось телевидение, все считали, что это убьёт радио. Люди едут на работу и слушают радио в машине, а вечером – смотрят телевизор, утром читают газету. А потом появился интернет, думали, что убьет телевидение. Интернет впитал в себе телевидение и газеты, представил какую-то комбинированную форму. Газеты как редакции продолжают существовать. Печатается меньше информации на бумаге, но никто от этого не страдает, а деревья даже выигрывают от того, что нет необходимости каждый день рубить огромное количество леса, чтобы люди читали, пачкая руки канцерогенной свинцовой краской газеты.
И литература частично мигрирует в мультимедиа, частично она как бы уходит в сериальную форму. Телевизионные сериалы, это по факту, конечно, одна из форм романистики, там, где текст заменен визуальными решениями. Герои взаимно влияют, эволюционируют – это роман. Кто-то отвыкает читать, значит он будет слушать аудио. Аудиокниги – это тоже литература. Родоначальник аудиокниг – это Гомер, по большому счету из известных европейских авторов, который будучи слепым читал аудиоформат. «Илиада» и «Одиссей», безусловно, являются одними из столпов мировой литературы, величайшими эпосами в истории человечества.
Медиа могут видоизменяться, от глиняных табличек до папируса, от папируса до пергамента, от пергамента до бумаги и к гутенберговскому станку и дальше до пикселя на экране компьютера и так далее. Но по сути своей литература живет, литература как пересказывание, передача друг другу истории, нарратива, сюжета, мифа, который позволяет человеку, во-первых, прожить при помощи воображения чужую жизнь, научиться чужому опыту и прочувствовать чужие чувства и эмоции. Это никуда не денется. Важный опыт и отвлечения, и излечения, и обучения, которые для человека не изменить.
— Излечение от чего?
— Излечение от недуга душевного.
— Каково будущее журналистики? Вот некоторые говорят, что журналистика умирающая профессия…
— Если мы говорим про нашу страну, то журналистика – убиваемая профессия. То есть не сама умирает, а ее как бы истребляют. Те, кто занимается независимым расследованием и не имеет покровителей, сталкиваются с преследованием со стороны власти, специальных служб и т.д.
— Да, еще говорят, что блоггинг приходит, теперь каждый – сам себе журналист… Профессиональная журналистика останется?
— Это не самая главная проблема. В нашей стране стоит проблема превращения информационной журналистики, которая работала бы в интересах людей и общества, в средство пропаганды, оглупления, промывания мозгов в интересах власти. Это гораздо более актуальная проблема. То, что падает уровень профессионализма, уходят в блоги — примета времени. Мало того, что официальная журналистика, государственная журналистика она фальшива, она еще и скучна. Это было и в советские годы.
— Можно ли сказать, что территория блоггинга – это территория свободы?
— В известной степени, да, это территория свободы. Неизвестно, какие процессы будут происходить в России в ближайшие годы. Но всё ещё это территория гораздо большей свободы, гораздо более живой, настоящей, подлинной культуры, чем-то, что происходит в телевизоре.
— Дмитрий, возвращаясь к литературе, каких авторов вы читаете сегодня?
— Сегодня читаю Льва Толстого «Анну Каренину»…
— А из зарубежной…
— Вот сейчас посмотрим (здесь Дмитрий открывает свой смартфон)…
— Зарубежную читаете в оригинале?
— Да, больше-меньше. Вот, сейчас, мои книги… (начинает перечислять) «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса – 22 процента прочитано. Вот, я собирался сейчас ещё до конца дочитать. «Конец света, моя любовь», Алла Горбунова. «Котлован» Андрея Платонова – прочитан, перечитан, «Чевенгур» начал. «Этика», Бенедикт Спиноза. «Гамлет, принц Датский», прочитан.
— Много разного…
— Разное, разное. Что-то еще начинал… «Жизнь Антона Чехова» Дональда Рейфилда…
— А вот «Бесконечная шутка» Уоллеса? Сравнивают с «Улиссом»…
— Не скажу. Возможно, прекрасная книга. «Улисса» читал, когда болел желтухой 15 лет назад. Я был в больнице, у меня не работал телефон, единственное, что я мог делать, – читать. Я заставлял себя по 10 страниц читать. Понимаю величие замысла, но очень, очень скучная книга. Ужасно скучная книга. Попытка перенести внутренний монолог на страницы книги – это грандиозная какая-то затея. Для этого он специально взял в качестве героя человека исключительно неинтересного, задушенного бытом, в жизни которого ничего интересного не происходит. Я, конечно, понимаю, что есть поклонники. Очень скучная книга. Я по 10 страниц заставлял себя, 10 страниц и — иди погуляй по коридору больничному, отдохни. И ещё давай 10. Так вот прочитал.
— Вы больше писатель русской традиции литературы?
— Я не знаю, вообще, к какой традиции литературы отношусь и думаю, это необязательно. Но когда я приезжаю, допустим, куда-то в Европу, журналисты мне говорят, “вот ты типичный русский писатель: маленький человек, страдания, мрак, безысходность, психологизм, самокопание, рефлексия…” Я так: «Ну, наверное». Хотя считаю, что я, наоборот, в большей степени на западноевропейской прозе ХХ века, на латиноамериканской прозе рос. Но, видимо, есть вещи неизбывные, то ли они в воздухе витают, то ли с молоком матери впитываются, то ли от школьной программы остается след…
— У вас какие планы в творчестве, можете об этом рассказать?
— В мае выходит книга под названием «Пост». Сначала это аудио-роман, выйдет на сервисе storytel, в приложении будет доступен, потом в мае в бумаге, в виде книги. Потом я планирую сесть за роман, реалистический роман, посвященный теме распада семьи. Дальше посмотрим. У меня написана театральная пьеса на тему холокоста, которую хотелось бы поставить, будут ещё и другие вещи.
— Фильмы, сценарии?
— Закончил первый черновик сценария фильма «Метро 2033», которую просили написать продюсеры, купившие права на экранизацию.
— Это будет российский фильм?
— Это будет российский, да.
— Дмитрий, спасибо за ответы и творческих успехов!
Олег СИДОРОВ.