80 лет назад, в ночь на 18 января 1943 г., в эфире радиопрограммы «Последний час» прозвучали слова: «Ленинградцы! Дорогие соратники, друзья! Блокада прорвана! Мы знаем – нам ещё многое надо пережить, многое выдержать. Мы выдержим всё. Мы – ленинградцы!» Произнесла их поэтесса Ольга Берггольц.
Начальник станции оперативной связи Ленинградского фронта Виктор Житомирский писал жене: «Сейчас ночь, но радио не умолкает. Выступают писатели, поэты, рабочие, инженеры. На заводах митинги. На улицах чуть ли не целовались слушатели у репродукторов…» В Ленинграде, где до войны проживало более 3 млн человек, к тому моменту оставалось около 800 тыс. Голодные, больные, измождённые, но не сдавшиеся. И не сдавшие свой город.
Известно утверждение немецкого министра пропаганды Йозефа Геббельса: «Русские – это не народ в общепринятом смысле слова, а сброд, обнаруживающий ярко выраженные животные черты». А что главное для животного? Правильно – выжить любой ценой. Из этого и исходили авторы немецких листовок, которые массово сбрасывались вместе с бомбами: «Жители Ленинграда, хотите ли и вы погибнуть под развалинами вашего города? Нет! Вам хочется выжить. Поэтому не содействуйте сопротивлению и требуйте мирную передачу Ленинграда германским властям!»
Однако между «выживать» и «жить» есть существенная разница. Ленинград и ленинградцы в эти страшные месяцы блокады именно жили. В чудовищных, нечеловеческих условиях они сумели сохранить главные качества настоящего человека – способность к самопожертвованию, тягу к прекрасному и несгибаемую волю.
Блокадная кровьДонорская кровь – важный стратегический ресурс, который подчас ценится выше продуктов питания, боеприпасов или горючего. Немцы для получения этого ресурса создавали специализированные концлагеря, например, в латышском Саласпилсе и белорусском Красном Береге, где советские дети, порой даже годовалые младенцы, становились «полными донорами». Это когда из ребёнка выкачивают всю кровь и он «просто засыпает», чтобы не проснуться никогда.
В блокадном Ленинграде детей старались спасти и переправить на Большую землю. А кровь сдавали взрослые – и штатные доноры ЛИПК (Ленинградский институт переливания крови), и добровольцы. Чтобы оценить масштаб, можно взглянуть на статистику. В 1941 г. в доноры записалось около 36 тыс. человек. В 1943 и 1944 гг. – примерно по 34 тыс. человек.
Самым страшным годом блокады считается 1942-й. Первые четыре его месяца унесли жизни без малого 400 тыс. человек, причём лишь 3% пали жертвами обстрелов и бомбёжек. Остальные умирали в основном от голода. Виданное ли дело – в таких условиях ещё и кровь сдавать? Оказалось, что ленинградцы способны и на это. В 1942 г. стать донорами пожелали около 57 тыс. человек – абсолютный рекорд! Да, донорам выдавали спецпаёк: «хлеб белый 200 г, мясо 40 г, рыба 25 г, сахар 30 г, кондитерские изделия 25 г, крупа 30 г, масло 30 г, яйцо 0,5 шт.». Однако усиленное питание полагалось только в периоды сдачи крови и не покрывало потребности организма, поэтому в 1942 г. норма сдачи крови составляла лишь 150–170 мл, что втрое меньше стандартной. Но в заявлениях доноров-добровольцев можно было прочесть и такое: «Если потребность на кровь увеличится, прошу взять у меня кровь дополнительно. От компенсации за кровь отказываюсь».
Это трудно осмыслить, но около 20% крови и кровезамещающих растворов, полученных РККА, были заготовлены в блокадном Ленинграде. О крови ленинградцев среди бойцов ходили легенды – дескать, она особенно сильная, в ней «воля к жизни». Судя по всему, так и было – донорам Ленинграда показалось мало просто делиться своей кровью, и в 1943 г. они передали в фонд обороны средства на постройку нескольких самолётов и танков.
«Из осаждённой крепости не бегут. Её защищают». Так знаменитый русский художник Иван Билибин ответил на предложение эвакуироваться из блокадного Ленинграда. Он умер от истощения 7 февраля 1942 г. Но до конца жизни продолжал работать над иллюстрациями к былине «Дюк Степанович».
В апреле 1942 г. возобновила работу типография № 2 им. Евгении Соколовой. Одним из первых заказов стала книга Николая Островского «Как закалялась сталь». Электричество тогда бесперебойно давали только типографиям, которые печатали газеты: прессу приравняли к выпуску боеприпасов и выпечке хлеба. Поэтому печатную машину для издания романа Островского приводили в движение руками – так отпечатали 10 тыс. экземпляров. Тираж разошёлся в момент – книжный голод был для ленинградцев почти столь же тяжек, как и физический. За книги отдавали самое драгоценное – когда 24 января 1943 г. в продажу поступила книга Ольги Берггольц «Ленинградская поэма», на всех тиража не хватило, издание ушло на чёрный рынок. «Её покупали за хлеб, от 200 до 300 г за книгу. Выше этой цены для меня нет и не будет», – писала поэтесса.
«Говорят, что люди варят студень из столярного клея и едят, варят кожаные ремни. Но этого у нас не было, а вот баночка скипидарной мази оказалась, – писала в дневнике 1942 г. балерина Наталья Сахновская. – Я выложила её на сковородку и выпаривала неделю, скипидар улетучился, и остался чистый свиной жир. Мы его съели…» А чуть позже она даже порадовалась своему истощению: «Всего несколько движений, а мы уже почти выбились из сил. К счастью, я была в «наилегчайшем весе», и Роберт с трудом, но мог поднимать меня. Скорее бы конец, только бы дотянуть… Но радость – аплодисменты! Мы нужны людям». За билет в театр ленинградцы были готовы отдать дневную норму хлеба – в 1942 г. она составляла 500 г для рабочего и 300 г для детей и иждивенцев.
«Мы запомнили 9 августа навсегда. Мы всё слышали тогда. И поняли, что проиграем войну. Мы ощутили силу, способную преодолеть голод, страх и даже саму смерть» – это слова двух немецких туристов, приехавших в Ленинград спустя много лет после войны и блокады. Адресованы они были дирижёру Карлу Элиасбергу, под чьим управлением 9 августа 1942 г. состоялась ленинградская премьера Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Трансляция велась по радио и уличным громкоговорителям. Линия фронта проходила по южным окраинам Ленинграда, так что симфонию слышали многие солдаты вермахта на передовой. Правда, немногим из них довелось вернуться в фатерланд. Но те, которым повезло, навсегда запомнили, что такое сила человеческого духа.
Якутянин Эрнст Максимиллианович Бауман пережил блокаду Ленинграда ребёнком. Пятилетний мальчик помогал взрослым тушить зажигательные бомбы на крышах, страдал от голода, но благодарил судьбу за то, что мать не дала увезти его в эвакуацию.
Сегодня моему собеседнику 77 лет. Из всей семьи во время войны удалось выжить только ему и его матери.
Второй день рождения
Первую смерть пятилетний Эрнст увидел в больнице, в которой лечился от скарлатины. Один из снарядов попал в соседний корпус, и к ним стали переводить уцелевших и раненых детей. Оттуда 17 сентября всех маленьких пациентов решили эвакуировать, но непонятно откуда появившаяся мать буквально выхватила его из рук медперсонала и увезла домой. Впрочем, медсестры и не сопротивлялись: детей было много. Позже они узнали, что весь караван был потоплен на Ладожском озере немецкими бомбардировщиками. С тех пор 17 сентября Эрнст Максимиллианович считает своим вторым днем рождения.
Желе из клея
Начало войны он помнит смутно. В памяти осталось, как бегал с отцом на крышу гасить фугасные бомбы, зажигательные смеси. У него даже было свое маленькое ведерко, в котором подносил то водичку, то песок. Их дому повезло, он уцелел. Невысокий, в три этажа, возможно, он был незаметен сверху. Соседним высот-кам досталось куда больше.
— До бомбоубежища от нашего дома было метров 700. Часто случалось так, что, пока мы до него добирались, налет уже отменяли. Поэтому вскоре мы перестали бегать, положившись на судьбу, — делится он.
Помнит, как горели Бадаевские склады — разбомбленные продовольственные запасы города. Красное зарево, затмившее полнеба, долго еще полыхало, а полчища крыс, убежавших оттуда, сновали по улицам. Землю вокруг складов, смешанную с сахаром или с чем-то другим сладким, собирали, растворяли в воде, отстаивали и пили. Блокадный «кофе» был одним из лакомств.
Паек из 125 граммов хлеба не спасал от чувства голода, есть хотелось постоянно. Мать варила популярную тогда дуранду, так называли жмых — отходы от производства растительного масла. Варили столярный клей, и это желе было их десертом.
Спасибо дворнику!
Мама старалась как могла. Но уже в апреле не стало обеих бабушек, а вскоре двухгодовалая сестричка умерла во сне у него на груди. Они обычно спали, тесно прижавшись друг к другу, спасаясь от холода. Все умершие покоятся на Пискаревском кладбище…
Маленький Эрнст с дистрофией второй степени уже не мог подняться с постели. Целый день он лежал в холодной квартире, ожидая мать с работы.
— Спасибо нашему дворнику, заходившему время от времени ко мне. Он приходил и разжигал маленькую керосинку, чтобы я совсем не замерз, — со слезами на глазах вспоминает ветеран.
Лютый голод косил людей тысячами, нормы еды были настолько ничтожны, что жители осажденного Ленинграда умирали от истощения. Мать Тамара Николаевна занималась русским хоккеем, и, вероятно, физически сильный организм помог ей выстоять, а заодно спасти единственного оставшегося в живых сына. К слову, она умерла в 2001 году накануне своего 90‑летия.
Эрнст выдюжил, в 1943 году даже пошел в садик, а на следующий год в первый класс средней школы №225, что на Исаакиевской площади, в самом центре города на Неве.
Фейерверк в шапке
Эрнст Максимиллианович с волнением вспоминает, как пришло освобождение:
— В день снятия блокады наступил настоящий праздник. Небо озарилось салютом, а мы, мальчишки, бегали и ловили фейерверк в шапки. Они, падая, насквозь прожигали их, но нам было весело и радостно.
Ему было суждено прожить яркую и интересную жизнь. Коренной ленинградец, он после окончания Ленинградского высшего инженерного морского училища им. С. О. Макарова приехал на практику в Тикси да так и остался жить на северной земле. Инженер-синоптик, гидрометеоролог широкого профиля, Бауман был участником трех экспедиций в Антарктиду, тем самым осуществив детскую мечту о путешествиях. Побывал во многих странах мира: в Уругвае, Бразилии, Новой Зеландии, Конго, на Канарских островах, пересек все океаны. Имеет трех дочерей, пять внуков и шесть правнуков, воспитывает приемную внучку. И сейчас, находясь на заслуженном отдыхе, Эрнст Максимиллианович бодр и как прежде полон любви к жизни. Ведь он как никто другой понимает ее ценность.
Факты
Блокада Ленинграда во время Великой Отечественной войны длилась 872 дня — с 8 сентября 1941 года (захват гитлеровцами Шлиссельбурга) до 27 января 1944 года (освобождение советскими войсками в ходе Ленинградско-Новгородской операции Красного Села, Ропши, Красногвардейска, Пушкина и Слуцка).
В самое тяжелое время, с 20 ноября по 25 декабря 1941 года, бойцам на передовой линии обороны Ленинграда выдавали 500 граммов хлеба в день, рабочим горячих цехов — 375 граммов, рабочим остальных производств и инженерам — 250 граммов, служащим, иждивенцам и детям– 125 граммов. Этот хлеб наполовину состоял из несъедобных примесей, заменявших муку.
За время войны от голода в Ленинграде умерло, по официальным данным, 641 тысяча горожан, по подсчётам историков — от 800 тысяч до 1,5 млн человек.
Погибло от бомбёжек и обстрелов около 17 тысяч жителей.
Ранено около 34 тысяч жителей.
Всего в годы войны из Ленинграда было эвакуировано около 1,5 миллиона человек. Из них по ледовой Дороге жизни вывезено 554 186 человек, водным транспортом по Ладожскому озеру — около 400 тысяч человек.
Ленинградские доноры сдали 144 тысячи литров крови для спасения раненых.
Фашисты выпустили по городу 150 тысяч тяжелых артиллерийских снарядов.
Было повреждено 30 тысяч промышленных зданий, цехов и участков, из строя выведено 840 промышленных предприятий, разрушено 44 километра водопроводных труб и 75 километров канализационной сети, 500 школ, 170 лечебных учреждений.
Полностью уничтожена 8‑я ГЭС, мощность которой составляла 200 тысяч киловатт.
Было разрушено и сожжено 3 тысячи 174 здания, повреждено 7 тысяч 143 здания, 9 тысяч деревянных домов разобрано на топливо — город лишился свыше 5 млн кв. м жилой площади.
Пострадали 187 из 210 зданий, находившихся на государственном учете как памятники архитектуры, практически были уничтожены пригородные дворцы-музеи (за исключением Ораниенбаума).