Сейчас появился термин «развиртуализация». Мы с Иваном Иннокентьевым не общались в интернете, но знали друг о друге по текстам, слышали друг о друге от общих знакомых и друзей и как-то друг друга представляли, конечно. В моём сознании была одна ассоциация, прочно связанная с этим человеком и писателем — хороший. Именно так отзывались об Иване все, без исключения. И вот мы свиделись — он ко мне пришёл. 

Встретились два старых друга, которые сто лет знакомы. Так сразу — заговорили обо всём, что волновало. Искренне,  открыто, с любовью и нежностью. Не помню совершенно, что послужило поводом к встрече, что конкретно обсуждали тогда и в другой раз, когда Иван приехал из Крыма и привёз нам с мамой маленькие подарочки, зато сохранилась переписка. И я готова поделиться её фрагментами, чтобы показать душевную щедрость этого человека, дарящего своё сердечное тепло не на публику, а в слове сокровенном, личном.

— Здравствуйте, Ирина! С удовольствием прочитал Ваше интервью в Саханьюс. Блистательно: Умница и Талантище!  Рад узнать, что Вам комфортно, душевно покойно на брегах морских. Так что в морозную, туманную нашу Ойкумену, если есть возможность, сильно не спешите. Наверное, знаете, какие здесь стоят погоды…  Мы тут потихоньку замерзаем, но держимся. Журнал (Полярная звезда. — Ред.) тоже крепится — может, из последних сил. <…> 

Про В.Авдеева Вы, конечно, знаете. Жуткая и невосполнимая утрата. Он честно бился больше пяти лет — настоящий мужик. Мечтал дотянуть до лета… В 1-ом номере «ПЗ» дал его стихи — об этом договорились, когда приходил в редакцию в начале октября. Сам собирался занести после очередного курса «химии». Не смог.  

Но — хватит о грустном. Живым надо жить. Увидел Вашу подборочку стихов<…>, и захотел увидеть их «коллег» напечатанными во 2-ом номере журнала. Надеюсь, это достижимо? Если мало новых, разбавьте их старенькими. Написал «старенькими» и тут же одёрнул себя: стихи, тем более Ваши, времени неподвластны. Избито, но правда. Так что — жду? 

Огромный-преогромный привет Вашей чудесной матушке — Гертруде Александровне!!! 

Слева направо: Иван Иннокентьев, Ирина Дмитриева, Андрей И. 

– Дорогой Иван, как же мне приятно и утешительно было получить Ваше письмо!
Вы молодец такой! Не удовлетворяетесь собственным творчеством, успехами в нём, Вы (редкий случай!) ищете успеха для других, помогаете людям и литературе! За Авдеева прямо огромное Вам спасибо!<…>

— Здравствуйте, Ирина! После Ваших слов себя просто ангелочком почувствовал. Давненько, видать, не хвалили бедолагу. Рад очень, что матушка Ваша вдохновилась. Это здорово! Глядишь, так она и Вас заразит. 

Стихи я уже проглядел. Замечательные! Есть среди них до боли знакомые — может, просто впечатались в память, а может, и публиковались ранее в журнале. <…> 

Оказывается, я приносил Гертруде Александровне газеты от Володи Ф. с её рассказом. А наш журнал так и не удосужился отнести. Дело поправимое — исправим, хоть и поздновато, конечно. Не в Вашем стиле, понятно, но надо было позвонить мне, «возмутиться». Представил Вас «возмущающейся дамой» — и самому стало смешно… В общем, добуду — отправлю. <…> 

– Иван, дорогой, Вы чудо и лучше моих некоторых подруг понимаете меня))) Они тут пытаются вразумить: нужно уметь бороться за себя, иди жалуйся, иди качай права… ААААА??? Это как? Я бы и хотела, но не могу)) <…>Вероятно, весной приеду, чтобы уехать навсегда. Повидаемся? 

— Ирина, плохо, что «стихов нет». Но это просто от усталости. Пройдёт. И любить там Вас будут, коли надумаете остаться. Люди — везде люди. Они же Вас просто пока не знают. А наклеивать на людей ярлыки мы все мастера. Вот отдохнёте, начнёте «строить планы» — и люди вокруг Вас обязательно появятся. <…> 

Иван Иннокентьев оказался прав. Добрые люди вокруг нас и на берегах морских появились. И всё же как не хватает тех, кто далеко, на родине, с кем только по телефону и интернету связь. Но особенно недостаёт друзей, которые уже никогда не напишут письмо…

Только ведь с писателями всё по-другому. Они пишут тебе постоянно, пишут тогда, когда ты читаешь их книги и изданные, и — такое везение — оставленные лично тебе в рукописи, ещё до редакторских правок. Так получилось, что я не выполнила просьбу Ивана прочесть его повесть в рассказах «Жизнь и приключения Ваньки Быкова на Говорящей горе»:

— Решил на Ваш суд отправить «Ваньку». Будет время — почитайте. Хотя Валентина Александровна (культуролог В.А.Чусовская. — Ред.) хвалит, сам я (старый, битый пёс) отношусь к этой вещи несколько настороженно. Может, и не очень-то удалась, а просто кажется. Бывает же. Буду рад услышать Ваше мнение». 

Я тогда как раз хворала, сначала было не до того, а потом забыла, к стыду своему. И… как это ни странно, к радости! Читаю, и нет уже рядом Ивана вроде бы, нет его здесь, на Земле, но вот же он, Ванька, так и оставшийся на всю жизнь упрямым мальчишкой, любящим и любимым, который продолжает выводить буквы, потерявшие, правда, со временем свою таинственность. Живёт честно, «по правде», сражается с «колонизаторами» (да как их не назови, этих «карателей», они же не только в Африке есть). Этот «барчук», у которого в «гувернёрах» был потомственный морской офицер, капитан-лейтенант ВМФ (сразу видно!).

Он вырос-таки богатырём-принцем как мечтал. Член Союза писателей России на всю жизнь остался членом «Тайного общества индейцев-следопытов», строгий Устав которого запрещал «плакать, врать (здесь мудро уточнялось: «членам «ТОИС»»), угодничать перед кем бы то ни было, красть, ябедничать, смеяться над чужой бедой и вообще подличать, трусить в бою, задирать нос, грабить мирное население (пленных — разрешалось, но только исключительно в части их вооружения)».

Это и сейчас Ванька мне объясняет, как Лёха Помойка легко может превратиться в Лёху Пароход, если не судить поверхностно: «Ага, съели! Как бы не так. От человека всё зависит. Оттого, как он показал и ведёт себя в обществе. Ну, во дворе, то есть».

Санька Чесноков, Ванькин друг, пел чужие песни чистым и звонким голосом, а Иван Иннокентьев научился делать это иначе — сочной и спелой прозой, увлекая читателя за собой в иные сотворённые им миры. Он орёл, который научился летать, только уже не с помощью фанерных крыльев, а на других — фантазии, вдохновения, СЛОВА.

Он всё, как когда-то прежде, несёт пузырёк с красными чернилами своей учительнице, а мне — иконку из монастыря, в котором не так давно побывал.

Иван много думал о Боге, о жизни, о смерти. Всегда размышлял об этом:

«В семь лет ребёнок — если не балда, конечно, с рождения — о многом думает. Особенно в такие утренние часы.

Разумеется, в своём, детском, русле-понимании. Но о том же, над чем ломали головы Платон и Шопенгауэр, Кант и Ницше. В то утро Ванька, например, думал о скоротечности земного существования. Был у ребят знакомый дядька, который убирал двор Дома культуры шахтёров. Добрый, улыбчивый, совсем ещё нестарый. А вчера его по улице Ленина в гробу, с венками из бумажных цветов, провезли. Разве это справедливо?»

Несправедливо, дорогой Иван, совсем ещё не старый мой друг! Смерть всегда несправедлива. Вы были правы:«Умер…Умирать…» Нехорошие слова». Я их тоже, как Вы, не люблю.

Ванька-принц-богатырь-человек-писатель-мужчина-мальчик – Иван Иннокентьев… «А всё-таки, интересно, чем там сказка заканчивается?» Наверное, поёт прекрасную песню где-то рядом с Вами-то ли славный человек по имени Санька, то ли Сангарские сопки, то ли сама Говорящая Гора.

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца

И степи с высот огляди…

Ирина ДМИТРИЕВА.

P.S. Собратья по литературному цеху и вдова И.И.Иннокентьева готовят к выпуску книгу о нём, в которую войдут воспоминания Ирины Дмитриевой. ИA SakhaNews обязательно сообщит, когда увидит свет книга о непревзойдённом мастере литературных парадоксов, загадочном и блистательном Ив Кубэ, с которым многим из нас посчастливилось быть знакомыми, друзьями или коллегами.

Send this to a friend