ИА SakhaNews. Писатель Владимир Федоров в особом представлении не нуждается, особенно в Якутии. Он появился на свет в небольшом якутском селении Тас-Тумус, которое стало его планетой детства. Этого поселения уже давно нет как такового, но его добрый свет по-прежнему озаряет весь творческий путь писателя. А с недавних пор в его жизни появилась новая планета, но уже созданная им самим, Тасландия — так он назвал свой канал на платформе Дзен. Тас-Тумус и Тасландия — две большие вехи в его творческой жизни. Об этом и многом другом с Владимиром Федоровым беседует журналист Наталья Кан.
– Володя, надеюсь, наша дружба длиной почти в 50 лет дает мне право обращаться к тебе как в обычном общении. Поэтому сразу так и начнем. Помнишь, я как-то заметила, что тебя можно поздравлять со множеством профессиональных праздников – от Дня геолога и Дня печати до дней писателя, театра, кино, полярника, физкультурника, автомобилиста и так далее. Мы позже немного расшифруем, что стоит за этим утверждением.
Казалось бы, рождение и детство в только что возникшем посёлочке Тас-Тумус, где ты оказался гражданином N1, не располагало к увлечению разными науками и ремеслами, так как там просто не было для этого условий. Расскажи, пожалуйста, кстати, как твои родители там оказались, какими они были, и чем больше всего помнится тебе раннее детство?
– Давай начнём с окончания твоего вопроса. Я действительно был первым ребёнком, зарегистрированным в 1952 году в только что созданном Нижне-Ленском сельсовете, центром которого стал мой родной Тас-Тумус. Хотя местность с якутским названием Таас Тумус (Каменный Мыс) издревле была известна своей сакральностью и щедрыми рыбацкими угодьями. Последнее и стало основанием для создания в 1947 году в Тас-Тумусе рыбзавода.
Моей маме, Ольге Козванковой, в тот момент исполнилось лишь 22 года, она только что закончила с отличием Тобольский рыбный техникум, но перед ним всю войну, с 16 лет, проработала мастером рыболовецкого участка в Заполярье, в самом устье реки Лены, откуда на фронт шли тысячи тонн северной рыбы. Видимо, её знания и опыт позволили начальству Якутского рыбтреста направить, по сути, девчонку в Тас-Тумус сразу главным технологом рыбзавода.
Отец Николай Фёдоров в свои 23 года тоже уже считался человеком бывалым и многое повидавшим. До войны он с 16 лет работал кочегаром на ленских пароходах, в 18 лет был призван на фронт, закончил школу сапёров-разведчиков и в звании лейтенанта дошел до Берлина. Потом ещё год отслужил в Чехословакии и вернулся в Якутию, в Тас-Тумус, куда чуть раньше перебралась его семья. Так и встретились мои будущие родители.
Правда, едва поженившись, они вынуждены были разлучиться. Новому заводу надо было создавать свой флот для добычи рыбы, строить ледники, запускать электростанцию, оборудование, а для всего этого остро требовался хороший механик. Быстро разглядев в молодом фронтовике неглупого, технически подкованного парня, отца отправили на ускоренное обучение в институт. Поэтому большую часть моего первого 1951 года я жил без имени – мама ждала, когда вернётся отец, чтобы вместе решить, как назвать сына.
С родителями. Тас-Тумус
Обещанный «скоро открыться» собственный сельсовет появился и узаконил меня, как уже было упомянуто, лишь в 1952 году. Так что начинал я свою жизнь полным нелегалом. Правда, имя обрёл-таки, не дождавшись отца, благодаря одному капитану, который случайно спас меня от гибели и потребовал, чтобы малышу дали его имя – Владимир.
Детство моё было полно разного рода событиями – и забавными, и опасными, о них я рассказал в повести «Гражданин N1 навсегда исчезнувшего города». При желании эту книгу можно прочесть.
Что касается разносторонности увлечений и профессий, то, думаю, это зависит не от места рождения, а от человека, от того, какие интересы он проявляет к окружающему миру. Слава Богу, в Тас-Тумусе была неплохая библиотека, да и дома у нас книги всегда водились. По вечерам мы всей семьёй слушали радио. Родители выписывали, наверное, десяток газет и журналов для себя и для нас. К десяти-одиннадцати годам, помимо школьной программы, я уже прочитал не одну книжку Майн Рида, Жюль Верна, Александра Дюма, Фенимора Купера, Александра Беляева и даже «Легенды и мифы Древней Греции» Николая Куна.
Получилось, что герои этих произведений как бы жили и вершили свои приключения рядом со мной. И в то же время реальный мир вокруг был не менее интересен – великая река Лена в сотне метров от порога, таинственные Верхоянские горы напротив, «царская», как бы сейчас сказали, рыбалка и охота. В десять лет мне подарили собственное ружье, и в этом же возрасте я с двумя младшими братьями постоянно ездил на лодке проверять сети, поставленные отцом. Самое сложное было для нашей троицы (возраст братьев тогда был восемь и шесть лет) дотащить от дома до реки подвесной мотор весом 15 килограммов и такой же бачок с бензином.
На рыбалку!
Естественно, чтобы добраться по реке до тех же сетей и благополучно вернуться, надо было разбираться в технике. Тут помогали уроки отца-механика. Он многое умел делать собственными руками и приучал нас. Перед охотой надо было самому снарядить патроны, то есть знать, сколько пороха и дроби в них всыпать, как забить пистон, запыжевать заряд и соблюсти при этом безопасность.
За каждый израсходованный патрон приходилось отчитываться – либо предъявить добытого рябчика, куропатку или утку, либо объяснить, почему ты промазал. О какой-то пальбе по банкам-бутылкам, чем сейчас тешатся на охоте многие взрослые дяди, и речи не шло.
Почти одновременно с ружьём я выпросил у отца фотоаппарат, и за ним потянулось умение проявлять плёнки, печатать фотографии, разбираться в химикатах. Наверное, я с самого детства был перфекционистом, поэтому довольно скоро стал, можно сказать, главным фотографом Тас-Тумуса и сохранил это увлечение на всю жизнь.
Готовых блёсен, грузил, удилищ для рыбалки в нашей глубинке тогда тоже не было, их приходилось делать самим, как и многое другое. Но даже на такие нехитрые снасти ловилось столько рыбы, что наша семья и домашняя живность просто не могли её съесть, поэтому мы с братьями регулярно сдавали большую часть улова на приёмный пункт рыбзавода. Платили за это буквально копейки, но помню, что за одно лето мы заработали целых 60 рублей – среднюю месячную зарплату взрослого человека.
Бабушка Дарья с трехкилограммовым кобяйским карасем. Мне 8 лет. За спиной — радио, окно в мир, под рукой — книга.
Родители наши были постоянно заняты на работе, часто находились в разъездах, поэтому нами больше занималась бабушка Дарья, которая, выйдя на пенсию, переехала в Тас-Тумус. Но к этому времени мы с братьями уже немного подросли. Зимой, уходя на работу, отец заваливал на козлы очередное лиственничное бревно, и за день наша троица должна была распилить его на чурки, чтобы обеспечить запас дров для печи (в холодные зимы она топилась почти постоянно) на день-два вперёд.
Поселковый дед-водовоз привозил зимой на санях, а летом на телеге большую бочку воды с реки, и мы должны были перетаскать воду в дом. Чистка двора от снега тоже была за нами. А также многие другие посильные для сельских ребятишек дела. Но всегда находилось время покататься с гор на самодельных лыжах и санках, построить огромную снежную крепость или прорыть целую сеть тоннелей в двухметровых снежных заносах на огороде.
Взрослые тогда доверяли нам многое. Правда, каюсь, в одном я злоупотреблял доверием. В те годы в Лене был разрешён лов осетров, их тоннами солили и коптили в рыбзаводе. При этом условий для консервации и хранения чёрной икры не было, и она вся оставалась в разделочном цехе. Поэтому мама, как и другие работавшие с ней женщины, приносила каждый вечер граммов двести «отходов производства», и я должен был в течение следующего дня скормить всю икру братьям и съесть сам – вместо обязательного тогда для детей противного рыбьего жира. Но как только родители уходили, я под молчаливое одобрение братьев отправлялся на улицу и вытряхивал надоевшую икру в укромное местечко, где с ней быстро расправлялась дворовая и таёжная живность. Думаю, года за два, до появления бабушки, я выбросил на помойку целое состояние по нынешним ценам.
– Как сын специалистов рыбного хозяйства решил стать геологом? Что послужило толчком?
– Ещё до моей учёбы в школе в тихом рыбацком Тас-Тумусе вдруг на пару лет появились те самые геологи – высокие, бородатые весёлые люди на невиданных вездеходах. Они поставили на краю поселка несколько домов, выстроили над тайгой железные вышки, и осенью 1957 года над одной из них в устье Вилюя вспыхнуло высоченное ревущее пламя первого в Якутии газового фонтана.
Конечно, на нас, малышей, это произвело огромное впечатление, которое можно было сравнить разве что с открытием магазина геологов, где были такие невиданные лакомства, как сгущёнка, вафли, конфеты «Мишка на Севере» и гигантские плитки шоколада. Рыбаки с их невеликими зарплатами могли лишь изредка что-то купить своим ребятишкам у новых соседей, поэтому самым большим праздником для нас, малышей, стал пожар в магазине геологов. Спасая товары от огня, из магазина выбрасывали полуобгоревшие коробки, и всё перечисленное богатство рассыпалось по снегу. Как же мы тогда наелись всякой вкусноты!.. Кто знает, может, в тот вечер и отложился в детском подсознании миф о «сладкой жизни» геологов.
Студент-геолог в Заполярье. 1974 г.
А если говорить более серьёзно, то, прежде всего, думаю, в геологию меня привела тяга к приключениям и путешествиям. И своего рода адаптация к ним с детства. Я уже упомянул про охоту и рыбалку, но можно добавить, что в школе Тас-Тумуса было всего четыре класса, и с 11 лет мы жили и учились в соседнем посёлке Промышленном, добираясь домой на выходные за 24 километра. Порой подворачивался знакомый на лошади или попутный трактор, но чаще всего надо было идти пешком через тайгу. Случалось, и в полном одиночестве. В таких случаях адреналин путешественника, конечно, давал о себе знать.
– Почему, приехав в Якутск, из всех видов спорта ты выбрал пулевую стрельбу?
– Мне кажется, ответ очевиден. По сути, я занимался этим видом спорта с детства, только не в тире, а в тайге. Поэтому довольно быстро поднялся по спортивным ступенькам, буквально за пару лет стал чемпионом Якутска, республики, вошёл в сборную Якутии, выполнил норматив кандидата в мастера спорта СССР… Умение вовремя сделать точный выстрел не раз помогало мне потом в геологии.
– Что привело тебя в литературное объединение «Горизонт», которое было создано в редакции газеты «Молодежь Якутии»? Как проходили ваши встречи? У Дмитрия Кедрина есть строки: «У поэтов есть такой обычай – в круг сойдясь, оплевывать друг друга…» Вы тоже так слушали друг друга?
– У меня с поэтами всё получилось с точностью до наоборот. Принеся в первый раз свои стихи в «Молодежку», что называется, с улицы, я вдруг через день увидел их напечатанными. А когда, потрясённый удачей, зашёл в редакцию поблагодарить, то узнал, что буквально через час начинается республиканское совещание молодых писателей, и меня включили в число его участников. Еле пережив двойной шок, я рванул к зданию Ленского пароходства, в актовом зале которого и происходило знаковое событие. Правда, через час уже горько пожалел об этом.
Московская гостья-очеркистка, которая почему-то вела семинар поэзии, на моё несчастье взяла в руки свежую «Молодёжку» и, пробежав по ней глазами, сначала заставила меня подняться, а потом нравоучительно изрекла: «Мало того, что ваши стихи слабые, так они ещё и безграмотные! Вы неправильно просклоняли слово “пламя”!» Я ужаснулся, мгновенно осознав свой «прокол», который почему-то не зацепил глаз ни редактора, ни корректора газеты.
И тут в притихшем зале вдруг взвились со своих мест два молодых парня и принялись так яростно защищать «геолога», что москвичка оторопела и утратила весь свой пафос. В перерыве я, конечно, собрался с позором сбежать, но перед уходом решил поблагодарить парней. Они оказались поэтами Володей Фроловым и Валерой Коньковым, уже известными авторами «Молодёжки». Володя недавно перебрался в Якутск из Батагая, а Валера работал в редакции водителем. Они тут же предложили махнуть рукой «на такое совещание», пойти в соседнее демократичное кафе «Волна» и накатить за знакомство. Так мы и поступили.
Если бы я тогда знал, что лет через десять прочитаю в работе о Лермонтове одного дотошного литературоведа, что будущий великий поэт в одном из своих первых стихотворений почему-то неправильно просклонял слово «пламя», написав его точно так же, как я…
На следующем совещании молодых писателей всё было по-другому – приехавший из Москвы в роли мэтра известный поэт Юрий Кузнецов без лишних слов забрал с собой мои стихи и напечатал их в столичном журнале, сопроводив отзывом, который, можно сказать, открывал путь в литературу. Через год после этого в Якутке вышел мой первый сборник стихов.
Сдружившись с Володей и Валерой, мы создали при «Молодёжке» литературное объединение «Горизонт», из которого с годами, помимо нашей троицы, выросла целая плеяда профессиональных поэтов и прозаиков, получивших признание на уровне страны – Софрон Осипов, Иван Иннокентьев, Сергей Белов, Елена Зуева, Александр Полануер…
– В чём была причина твоего перехода в журналистику из геологии, которая, казалось бы, вполне могла удовлетворить тягу к путешествиям и открытиям?
– Геология, действительно, очень многое дала мне как будущему писателю. К примеру, во время дипломной практики я работал в Морской партии, которая вела поисковые работы на побережье моря Лаптевых. Годами раньше искал алмазы в Западной Якутии, открывал для себя манящую и трагическую Колыму с её золотом и лагерями. Всё это потом «аукнулось» в моих стихах, рассказах, пьесах, в романе «Сезон зверя».
Маршрут в горах Верхоянья.
Если бы после окончания университета я попал в одну из экспедиций, работающих в таких местах, то, думаю, навсегда остался бы геологом, хотя, наверное, пишущим. Но волей судьбы я остался в Якутске. Конечно же, «кабинетная» геология была не по мне, и муза странствий быстро перетянула в «Молодёжку», где в то время уже регулярно появлялись мои заметки и фотоснимки.
На поисках изумрудов. 1994 г.
Журналистика стала моей второй профессией. Но любовь к геологии не исчезла, и когда через двадцать лет после университета бывшие однокурсники предложили мне поехать искать изумруды, я тут же, не раздумывая, потратил на это отпуск, заработанный в газете за несколько лет.
– Когда ты понял, что газетной работы тебе мало для реализации творческих планов? Когда были первые попытки создания художественной прозы? В «Молодежке», позже в «Социалистической Якутии» у тебя был широкий диапазон тем и жанров, в том числе и публицистика. И первой книгой, кроме поэтических, стал «Западногерманский репортаж», я права?
– Я бы сказал, наоборот, лет через пять газетной работы скопился её переизбыток. И это естественно. Писатель может начинать свою биографию в газете, и многие, в том числе известные классики, так и делали. Но на определённом этапе все они прощались со своими редакциями. Если, конечно, это были не литературные издания. Известно, что газета «сушит» писателя, отнимает слишком много времени у творчества, приучает пользоваться устоявшимися штампами, «телеграфным стилем».
С другой стороны, репортёру или обозревателю просто не нужны художественные изыски, и я вполне понимал редактора большой газеты, который терпеть не мог писателей среди своих сотрудников. То есть, это две разных работы, которые очень непросто совмещать, всё равно, что одновременно петь в опере и на эстраде. Поэты ещё могут раздваиваться между стихами и журналистикой, а вот, скажем, для романистов это нереально.
Поэтому я в своё время перешел из «Социалистической Якутии» в литературный журнал «Полярная звезда», где и написал свою первую прозу, первую пьесу. Но всегда был благодарен газетам за то, что они дали возможность поездить по нашей огромной Якутии, многое увидеть собственными глазами, приучили к быстроте реакции и лаконичности, когда она нужна. Более того, проработав десять лет в журнале и почувствовав, что засиделся за рабочим столом, я снова на немалый срок вернулся в «Якутию» за тем самым калейдоскопом впечатлений, который даёт газета.
Что касается публицистики, то да, «Западногерманский репортаж» был первой моей книгой, написанной в этом жанре после полумесячной поездки в ФРГ в 1985 году. И первым, может быть, в чём-то наивным и не очень глубоким моим журналистским виденьем западного мира. Но под многими страницами того «репортажа» я готов поставить свою подпись и сейчас. Практически одновременно я написал книгу очерков «Осилит идущий» о строительстве железной дороги в Якутию. Потом, в самом начале 2000-х, было несколько книг очерков о шаманизме, которые вышли в Москве и в Якутске.
Так что этот жанр остался со мной навсегда. Недавно я получил предложение переиздать дилогию «Служители трёх миров» и «Воители трёх миров» в известном издательстве «Эксмо», но поскольку прошло целых двадцать лет и у меня накопилось много нового материала по шаманизму, то счёл нужным довольно сильно переработать и дополнить эти книги. Первая из них уже увидела свет в электронной и аудио версиях. Они есть на сайтах «Эксмо» и «ЛитРес». На днях в московских книжных магазинах появится бумажный вариант книги. Надеюсь, со временем она доберётся и до Якутска.
– Давай ненадолго переместимся с книжных страниц на сцену. Скажи, пожалуйста, почему ты начал писать пьесы и как стал одним из самых востребованных авторов Русского драматического театра Якутска?
– Что касается первого контакта с театром, то он тоже не обошёлся без «Молодёжки». В июне 1982 года газета опубликовала на целую полосу несколько глав из моей поэмы «Мария», посвящённой жертвенной и трагической любви первой русской полярницы Прончищевой, совершившей в XVIII веке путешествие в Арктику из Якутска. Наутро у меня раздался телефонный звонок, и главный режиссер театра Валерий Келле-Пелле попросил к нему зайти. Предложение было лаконичным: преврати свою поэму в пьесу. Не буду говорить, насколько непросто это далось поэту, неискушённому в драматургии, но с какой-то попытки «Созвездие Марии» было одобрено режиссёром.
К сожалению, вскоре сгорело здание Русского театра, а потом Валерий Яковлевич трагически быстро ушёл из жизни, и «Марии» пришлось ждать своего часа дольше, чем прожила в своё время её главная героиня. За эти годы я окончательно «заразился» драматургией, известный режиссёр Андрей Борисов поставил в 1999-м и 2007-м две мои исторические пьесы в Русском театре, детские пьесы вышли в Алданском ТЮЗе, Саха театре и на других сценах.
Очередь «Созвездия Марии» наступила через тридцать лет, но зато её премьера в 2012 году прошла в Москве и Санкт-Петербурге, она уже десять лет не сходит со сцены Русского драмтеатра Якутска, и по её мотивам кинокомпания КАРО Продакшн сняла художественный фильм «Первые». Сегодня в Русском драмтеатре регулярно показывают три моих пьесы в постановке Андрея Борисова. Премьера последней – «Запасной аэродром» – состоялась в 2021 году, а прошлой осенью она получила в Москве «Золотой диплом» международного театрального форума «Золотой витязь».
– Прожив и проработав до 60 лет в Якутии, ты неожиданно для многих стал москвичом. Почему? И как встретил литературный мир столицы писателя из далекой Якутии?
– Это было достаточно неожиданное и для самого меня стечение обстоятельств. С января 2011 года я ушел с должности генерального директора газеты «Якутия», чтобы создать ежемесячную газету «ЛИterra», освещающую литературу и искусство республики. Учредителем её выступило Министерство культуры и духовности РС(Я). Газета была хорошо принята культурным и творческим сообществом, многими читателями, но, как часто бывает, «любовная лодка разбилась о быт», и уже в июле Минкульт прекратил финансирование проекта с формулировкой «из-за отсутствия средств».
Оказавшись в это время в Москве в статусе безработного, я заглянул поздороваться с коллегами-литераторами в штаб-квартиру Международного сообщества писательских союзов (МСПС) и неожиданно получил предложение возглавить недавно созданную там газету. В это время как раз закончила университет и осталась в Москве младшая дочь, а старшая уже пару лет работала на столичном телевидении. И это был второй большой аргумент.
Конечно, должность главреда в московской литературной среде, знакомой мне лишь по именам на обложках книг, стала вызовом. Кое-кто в МСПС встретил меня как кошку, съевшую чужое мясо, кто-то шептался по углам, чему может научить москвичей этот «якут». Но через два-три номера переродившейся на глазах газеты всё стало на свои места.
Должен сказать, что у нас в республике в то время была очень сильная журналистская школа – помимо меня, ещё четверо бывших моих коллег из «СоцЯкутии» и «Якутии», перебравшись в Москву, возглавили крупные газеты и журналы. Со временем, оглядевшись, я понял, что и лучшие из писателей, живущих в Якутии, ничем не уступают московским.
Я редактировал газету МСПС восемь лет, а когда сообщество прекратило существование, инициировал совместно с Академией духовности РС(Я) создание электронного литературного журнала «ЛИterra», по сути, возродив свой первоначальный якутский замысел на всероссийском и международном уровне. Все эти годы я не прерывал творческих связей со своей северной родиной, и герои большинства моих произведений вышли из разных исторических периодов Якутии и Сибири от XVII до XXI века.
– У социологов есть такое понятие — доминирующая самоидентификация, то есть какую из своих социальных ролей человек считает главной. На протяжении жизни, разумеется, роли и их места могут меняться. Как у тебя этот процесс протекал и что для тебя самое важное сейчас?
– Как процесс протекал, я во многом уже рассказал. А самое важное для меня сейчас – успеть сказать как писателю то, что задумано или уже начато. В этом я и вижу свою главную социальную роль. Что касается более детальной самоидентификации, то писатель, по крайней мере я, меняется от произведения к произведению, становясь ментально его главным героем или сразу несколькими. Одно время была мода олицетворять себя с какими-то животными, и мои друзья были очень удивлены, когда я им сказал, что считаю себя маленькой мартышкой. Друзьям показалось, что это так непрестижно, а для меня всё было просто – я тогда писал повесть «Звезда голуболикой Жаннет», героиней которой была такая обезьянка. Работая над романом «Сезон зверя», я, естественно, то становился медведем, то возвращался в свою геологическую ипостась. И так каждый раз.
– Путешествия на автомобиле практически через всю Россию, походы под парусом по северным рекам, поездки в Африку, на Камчатку, в Сингапур, на Аляску, в Финляндию, в Гренландию – я даже не все твои маршруты помню! А удивившее даже нас, твоих друзей, прошлогоднее восхождение на Эльбрус – извини, упомяну возраст – на 72-м году! Это всё сбор впечатлений для новых романов и стихов или неизбывное желание увидеть, пощупать, познать все, что только возможно, на нашей Земле?
– Именно желание увидеть и познать что-то новое. А дальше, как говорил Тютчев, «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…» К примеру, после поездок в Африку у меня произошёл выплеск десятков стихов, которых вполне хватит на книжку. Сплав по Индигирке неожиданно принёс сразу несколько рассказов.
В Гренландии
Аляска и Гренландия позволили заметно пополнить багаж шаманских историй. После Камбоджи и Японии не родилось ни одной поэтической строчки, но зато появилось несколько интересных очерков. Колымские маршруты аукнулись стихами и пьесами «Два берега одной Победы» и «Запасной аэродром». Иногда в дело вмешивается даже мистика, особенно когда поездки или встречи связаны с теми же шаманами.
– Медведи из романа «Сезон зверя», упомянутая обезьянка Жаннет, африканские сафари, камчатские медведи – откуда такой интерес к диким животным?
– Из таёжного детства и геологии, где приходилось общаться с обитателями тайги довольно близко. А позже – из страсти фотоохотника, мечтающего увидеть и запечатлеть диких животных в их естественной среде.
– Обычно у писателей спрашивают, откуда они берут сюжеты. Про тебя это чаще всего понятно. Но бывают неожиданности. Например, как вдруг появился цикл про гусар и Отечественную войну 1812 года, откуда пророс интерес к шаманам, давший такие плоды?
– Что касается гусар, то в разгар «лихих девяностых» я вдруг по какому-то внутреннему импульсу написал совсем не ко времени текст гусарского романса. Но когда услышал его в исполнении хорошего барда, во мне что-то «щёлкнуло», и произошла та самая идентификация. В стихах это прозвучало так: «В дни бесславья и бездолия онемел в поникшем поле я, но какой-то высшей волею из совсем других времён был спасительной Отчизною воскрешён и спешно призван я в лейб-гвардейский, в лейб-блистательный, в лейб-гусарский эскадрон…» И прослужил там от корнета до ротмистра, прошёл всю войну 1812 года и в отставке поселился в старом родовом имении. В итоге одна за другой вышли две книжки стихов – «Такова судьба гусарская» и «Ангелы двенадцатого года». Забавно, но я получил два письма от читательниц из разных городов, которые утверждали, что в прошлой жизни встречались со мной на балах в Петербурге после окончания войны 1812 года…
Что касается интереса к шаманам, то их тени окружали меня с рождения. Я даже первую главу упомянутой дилогии назвал «Шаманский оазис детства».
В Кении, в племени самбуру
– У тебя есть кумиры? С кем ты очень хотел бы познакомиться?
– Кумиров у меня нет. Были и есть любимые книги, стихи, песни, фильмы, актёры. Я был бы не прочь познакомиться с прототипами некоторых моих литературных героев и людьми из их окружения. С теми же участниками Великой Северной экспедиции Прончищевыми и Челюскиным, с их командором Витусом Берингом, с главным вдохновителем этого небывалого проекта императором Петром и его соратниками. Очень интересно было бы увидеться с апостолом Русской Америки и Камчатки Святителем Иннокентием, с землепроходцами Петром Бекетовым и Семёном Дежнёвым… Хотя порой создаётся впечатление, что мы уже давно знакомы и много о чём побеседовали, пока я о них писал.
– О чём из своей жизни ты никогда не рассказывал в стихах и прозе?
– Как ни странно, с возрастом таких сокровенных моментов не становится меньше, память и жизнь подбрасывают их постоянно. Но у каждого стихотворения или рассказа – свой час появления на свет, и я считаю, что их не следует анонсировать. Стихи вообще легко спугнуть, а пересказав несколько раз на людях сюжет задуманной новеллы или повести, ты просто можешь потом их не написать, поскольку самый сильный первоначальный творческий импульс будет потрачен на устную, вербальную реализацию замысла. Поэтому практически все писатели помалкивают о жгущих их души темах и сюжетах, пока они не превратятся в готовые тексты.
– Тем не менее, ты же в общих чертах можешь рассказать о своих творческих планах и проектах?
– В общих чертах – конечно. Хотя согласен со словами Вуди Аллена: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи о своих планах». Особенно в наше время. В прошлом году я надеялся побывать в Якутске и в родном Кобяйском районе на съемках художественного фильма об Алексее Кулаковском по моему сценарию, но финансирование уже утверждённого проекта было приостановлено. Висят в воздухе ещё один кинопроект и роман. Утешает лишь опыт «Созвездия Марии» и слова Булгакова: рукописи не горят… Спасибо журналу «Чолбон», который с марта планирует печатать на якутском языке (в переводе Аиты Шапошниковой) мою детскую повесть «Приключения барона Мюнхгаузена на Полюсе холода».
На фоне мыса Доброй Надежды, ЮАР
Что касается дел, которые зависят лишь от меня, то в ближайших планах – закончить упомянутую дилогию о шаманах для «Эксмо». Затем дописать книгу очерков и стихов об Африке, пару исторических повестей и хотя бы несколько рассказов из множества задуманных. В работе над этим внешние обстоятельства не помешают, было бы здоровье и желание, другой вопрос, удастся ли потом найти издателей. Да и книги сейчас стоят столько, что не каждый читатель их себе позволит. Именно поэтому я решил месяц назад создать на платформе Дзен свой канал Тасландия, в котором буду регулярно делиться с читателями тем, что накопилось за десятилетия в моём «сундуке» писателя, журналиста, путешественника и фотографа.
– Тасландия – это просто красивое слово, или за ним что-то стоит?
– Все мы родом из детства, а моё таёжно-рыбацкое открытие и постижение мира на берегу великой Лены подарило столько замечательных ощущений и природных знаний, что я ими пользуюсь до сих пор. И считаю, что мне повезло намного больше, чем писателям, которые росли на столичном асфальте. Поэтому я решил дать название каналу и возникающей за ним виртуальной стране по месту, где появился на свет. Как мы говорили в начале беседы, это был Тас-Тумус. Отсюда и Тасландия.
— Володя, теперь мне остается только поздравить тебя с очередным профессиональным праздником – Всемирным днем писателей, который отмечается сегодня. Желаю новых плодотворных идей, путешествий, исследований, находок, озарений — и сил для реализации всех замыслов и сюжетов, о которых ты упомянул или промолчал.
Беседу вела Наталья КАН
Справка:
Фёдоров Владимир Николаевич, народный писатель Якутии, поэт, прозаик, драматург, журналист, фотограф. По первой профессии – геолог.
Лауреат Большой литературной премии России, международных премий «Летящее перо» и «Триумф», всероссийских премий Николая Гумилёва, Николая Лескова, «Золотое перо Руси», Государственной премии Якутии им. П.А.Ойунского и других писательских наград.
Автор около 30 книг – сборников стихов, повестей, романа, изданий по традиционным верованиям, более десяти пьес, показанных на сценах Якутии, Дальнего Востока, Москвы и Санкт-Петербурга.
По произведениям В.Фёдорова сняты художественные фильмы «Русалка» и «Первые». Отдельные книги стихов и рассказов переведены и изданы в Германии, Болгарии, Украине, Армении, Азербайджане.
Родился, вырос и работал до 2011 года в Якутии. В настоящее время живёт в Москве.